ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ФОН ГЕТЕ

(17 49-1832)

Немецкий поэт, писатель и драматург, основоположник немецкой литературы нового времени. Стоял во главе романтического литературного направления "Буря и натиск ”. Автор биографического романа “Страдания молодого Вертера ” (1774). Вершина творчества

Гете — трагедия “Фауст ”(1808—1832). Посещение Италии (1786—1788) вдохновило его на создание классических драм “Ифигения в Тавриде”(1787), "Торквато Тассо”(1790).

Первый министр Саксен-Веймарского герцогства (1775—1785). Автор автобиографической книги "Поэзия и правда” (изд. 1811—1833),

“Гуды учения Вильгельма Мейстера ” (1795—1796), ‘Тоды странствий Вильгельма Мейстера ’’(1821—1829), сборника лирических стихов “Западно-восточный диван ” (1814—1819) и др.

Гете слыл величайшим почитателем женщин в истории литературы, у него было множество любовниц.

Добрый, красивый, гениальный... К тому же сам очень влюбчивый, И по­тому солнце германской поэзии, куда бы его ни заносила судьба, всегда по­являлся в обществе симпатичной подруги. Женщина была его идеалом, путе­водной звездой, стихией. И эта звезда светила ему с юности до конца жизни.

Первой любовью поэта считается Гретхен. Однако некоторые биографы и комментаторы утверждают, что это был всего лишь плод юного воображе­ния. Она преследовала Гете в дни юности, сопровождала его мечты в зрелом возрасте, служила ему музой на старости лет, воплотившись в конце концов в образе чарующей фаустовской Гретхен, лучшей и привлекательнейшей из героинь Гете. Однако мать поэта вспоминала о Гретхен, как о первой любви ее сына, а в автобиографии Гете подробно описал свою любовь...

Однажды юный Вольфганг познакомился с компанией веселых молодых людей. Деньги для кутежа они добывали весьма необычными способами: под­
делывали векселя, находили поэту заказы на стихи для разных торжествен­ных случаен: свадеб, похорон и т. п.

На одной из этих вечеринок Гете и встретился с очаровательной блондинкой по имени Гретхен. Она была старше его на год или полтора и, великодушно принимая поклонение молодого поэта, тем не менее не позволяла ему никаких вольностей.

На одной пирушке веселая компания засиделась за полночь. Гете, опасаясь гнева отца, решил не возвращаться домой, и ос­тался с друзьями. Они проводили время в беседе, пока сон не сморил одного за дру­гим. Заснула и Гретхен, положив хорошень­кую головку на плечо своего кавалера, ко­торый гордо и счастливо сидел, стараясь не шелохнуться. Утром Гретхен была уже бо­лее ласкова с поэтом и даже нежно пожала ему руку. Казалось, ничто не помешает сближению молодых людей, как вдруг по­лиция узнала о проделках веселой компании. Началось дознание, последовали допросы.

Гретхен заявила, что действительно встречалась с Гете, причем не без удовольствия, однако всегда смотрела на него, как на ребенка, и относи­лась к нему, как сестра к брату. Вольфганг'был оскорблен до глубины души. В пятнадцать лет он считал себя настоящим мужчиной, а не мальчишкой, на которого смотрят сверху вниз! Гете плакал, сердился, негодовал и, ко­нечно, “вырвал из своего сердца женщину”, так жестоко осмеявшую его искренние чувства!

Но как мимолетны увлечения юности! Если бы Вольфгангу Гете в пору первой любви сказали, что вскоре он забудет свою очаровательную Гретхен и отдаст свое горячее сердце другой девушке, столь же'прекрасной, но еще более близкой по духу, он бы вознегодовал. Тем не менее через два года, когда Гете уже учился в Лейпциге, именно так и случилось.

В доме трактирщика Шенкопфа собиралась за табльдотом компания мо­лодых людей, среди которых был и Гете. Хозяин и хозяйка, очень милые люди, восседали тут же, а их очаровательная дочь хлопотала на кухне и подавала гостям вино. Это и была Анна-Катер и на, или попросту Кетхен, которую Гете в своих ранних сборниках называя то Анхен, то Аннетой.

О внешности 19-летней девушки можно судить по письму Горна, одного из друзей Гете. “Представь себе девушку, — писал он, — хорошего, но не очень высокого роста, с круглым, приятным, хотя не особенно красивым личиком, с непринужденными, милыми, очаровательными манерами. В ней много простоты и ни капли кокетства. Притом она умна, хотя и не получила хорошего воспитания. Он ее очень любит и любит чистой любовью честного человека, хотя и знает, что она никогда не сможет быть его женой.” Кетхен
не осталась равнодушной к чувствам молодого поэта и ответила ему взаим­ностью.

И вдруг Вольфганг начал бешено ревновать девушку, причем совершен­но беспочвенно. В конце концов Кетхен надоели оскорбляющие ее достоин­ство подозрения, и она оставила Гете и больше никогда к нему пе возвраща­лась. Поэт пытался вернуть се расположение, но — без успеха. Только после разрыва Гете понял, как сильно любил эту девушку.

Сильные душевные муки заставили его искать забвения в вине и кутежах, чем он основательно подорвал свое здоровье. Чтобы восстановить силы, Гете уехал домой во Франкфурт, но образ очаровательной девушки преследовал его и там. Через два года после разрыва он узнал, что Кетхен выходит замуж, причем за его доброго знакомого, доктора Канне, будущего вице-бургомис­тра Лейпцига. Потрясение было столь велико, что у поэта открылось легоч­ное кровотечение. Вольфганг писал своей возлюбленной трогательные пись­ма, в которых обещал уехать подальше и навсегда забыть ее, предупреждал, что она не должна ему отвечать. Но в благородном порыве самопожертвова­ния в душе его пробудилось сожаление о потерянном счастье, и перо вывело грустно-задушевные строки: “Вы мое счастье! Вы единственная из женщин, которую я не мог назвать другом, потому что это слово слишком слабо в сравнении с тем, что я чувствую”.

Плодом любви Гете к Кетхен стала пастораль “Капризы влюбленного”. В ее героях, проводящих время в беспрерывных ссорах, легко узнаются Гете и Кетхен. Сюжетами для его произведений часто служили события из его соб­ственной жизни. Великий поэт как-то сказал: “Все мои произведения — только отрывки великой исповеди моей жизни”.

Когда Гете выздоровел, его отправили в Страсбург для изучения юрисп­руденции. Страсбург был веселым городом, и Гете вскоре забыл о Кетаен. В этом городе много танцевали, даже под открытым небом, и Гете не мог не поддаться всеобщему увлечению. Он начал брать уроки у местного танцмей­стера, у которого было две дочери — Люцинда и Эмилия. После первого же урока оказалось, что Гете полюбил Эмилию, а Люцинда полюбила Гете.

Увы, Эмилия любила другого, поэтому Гете не приходилось рассчиты­вать на взаимность. Между тем Люцинда, как истая француженка, не скры­вала своего чувства и часто укоряла Гете, что ее сердцем пренебрегают. Од­нажды она обратилась к гадалке. Карты показывали, что девушка не пользу­ется расположением человека, к которому неравнодушна. Люцинда поблед­нела, и гадалка, догадавшись, в чем дело, заговорила о каком-то письме, но девушка прервала се словами: “Никакого письма я не получала, а если прав­да, что я люблю, то правда также, что я заслуживаю взаимности”. Она убе­жала в слезах. Гете с Эмилией бросились за ней, но девушка заперлась, и никакие просьбы не могли заставить ее открыть двери.

Эмилия предложила Гете прекратить уроки танцев и чистосердечно при­зналась ему, что любит другого и связана с ним словом. Эмилия также сказа­ла, что Гете поступит благородно, если оставить их дом, так как и она начи­нает питать к нему симпатии, а это может иметь дурные последствия. Подчи­нившись горькой необходимости, Гете удалился.

Среди многочисленных романов, пережитых великим поэтом, его связь с дочерью зозенгеймского пастора Бриона, Фридерикой, заслуживает осо­бого внимания.

Двадцатилетний Гете был на четыре года старше доброй, поэтичной Фри- дерики. Он попал в Зозенгейм случайно и испытал чувство удивления, сме­шанное с восхищением, когда в скромном домике зозенгеймского пастора перед ним предстала, сияя целомудренной красотой, маленькая Фридерика. Она была в коротенькой юбке и черном фартуке; глаза блестели, слегка вздернутый носик как бы спрашивал, что это за незнакомец, явившийся из шумного города в их тихую деревню, где все мирно и просто, где люди живут так, как жили их предки. И незнакомец ей ответил. Но что это был за ответ! Страсть лилась из его уст, вдохновение сверкало в его взоре. Девушка устре­мила глаза на его прекрасное лицо, она жадно ловила каждое его слово, ста­ралась запомнить каждый жест. Еще бы, ведь с ней говорил великий Гете!

В первой же день он страстно влюбился, и сердце его тревожно билось при мысли, что она, может быть, уже любила, может быть, даже помолвле­на. К счастью, Фридерика, как весенний цветок, только начинала жить и рвалась навстречу тому, кто первый протянет к ней руку...

На следующий день молодые люди гуляли вдвоем. Сколько слов было ска­зано за эти минуты! Потом они слушали проповедь пастора в церкви. А по­том, днем, когда звенели в воздухе голоса их друзей, как жадно было при­косновение их губ, во время игры, но подогретое внутренним пламенем! Тай­ный поцелуй, настоящий... А на следующий день уже отъезд во Франкфурт. Он уезжал почти в качестве жениха, хотя помолвки не было, потому что между первой встречей Гете со своей возлюбленной и высшим моментом его любовного восторга прошло всего два дня!

История европейской литературы многим обязана бедной деревенской девушке, внушившей сильное чувство одному из величайших ее представи­телей. Для Гете после встречи с Фридерикой мир заиграл нодыми красками. Значение этого было тем более велико, что со времен грустной истории с Кстхен он почти расстался со своей музой. После встречи^ Фридерикой у него проснулась тяга к творчеству.

К сожалению, конец романа с Фридерикой мало походил на его начало. Гете не женился на ней, хотя фактически уже считался ее женихом. Дочь бед­ного пастора не могла стать женой сына именитого франкфуртского гражда­нина, который никогда не дал бы согласия на такой брак. Да и сам Гете по­нял это, когда семья пастора приехала в Страсбург. Если в деревне Фридери­ка казалась лесным цветком или нимфой, то в городе, где ей пришлось бы жить, выйдя замуж за Гете, она напоминала простую крестьянку.

Он продолжал ее любить, скучал по ней, но ясно сознавал: разлука не­избежна. Фридерика осталась верна Гете до последних дней своей жизни. Не­смотря на многочисленные предложения, она так и не вышла замуж. “Кто был любим Гете, — сказала однажды Фредерика своей сестре, — не может любить никого другого”.

Расставшись с нею и желая заглушить в душе тяжелые чувства, Гете пы­тался найти утешение в работе, написал много произведений, в том числе нашумевшего “Геца фон Берлихингена”, сразу поставившего его автора во главе направления, известного в истории литературы под именем “бури и на­тиска”. Тогда же он набросал план “Прометея” и “Фауста”, обессмертивше­го его имя. Чтобы забыть образ любимой девушки, он углубился в изучение древности, что также отразилось на его произведениях.

С мая по сентябрь 1772 года Гете проходил адвокатскую практику в Им­перской судебной палате в Вецлагере. Вольфганг сразу просльсл философом и покорил всех своим острым умом. Прекрасные девушки искали его знаком­ства. В Вецларе 23-летний поэт встретил Шарлотту Буфф, дочь управляющего имениями Немецкого рыцарского ордена. Девушка была помолвлена с Кри­стианом Кестнером, служившим в Имперской судебной палате в качестве полномочного секретаря посольства города Ганновера.

Без несчастной любви Гете к Шарлотте Буфф (он называл ее Лотта) не было бы создано одно из знаменитейших произведений поэта — “Стра­дания молодого Вертера”. Гете влюбился в 19-летнюю Шарлотту с первого взгляда, ибо ее нежная красота и веселый характер не могли не привлечь к себе поэта.

В “Страданиях молодого Вертера” ярко описана сцена встречи с Лоттой, сцена, впоследствии увековеченная на полотне Каульбахом. “Пройдя через двор к красивому зданию и взобравшись вверх по лестнице, я отворил дверь; моим глазам предстало самое восхитительное зрелище, когда-либо виденное мной. В первой комнате шестеро детей от одиннадцати до двухлетнего возра­ста крутились около красивой, среднего роста девушки, одетой в простень­кое белое платье с розовыми бантами на груди и на рукавах. Она держала черный хлеб и отрезала порции окружавшим ее малюткам, сообразуясь с возрастом и аппетитом каждого, и подавала с такой приветливостью!” Это была картина в духе того сентиментального времени, а Гете встретился с Лоттой в 1772 году.

Началась грустная пора в жизни Гете. Снедаемый желанием сблизиться с очаровательной дочерью советника Буффа, поэт в то же время понимал, что должен или разрушить чужое счастье, или же подавить в себе вспыхнувшее чувство. Но второй путь означал самоубийство.

Удивительно, но поэт не скрывал от жениха своего чувства к ней, а сам жених поощрял их встречи, уверенный, что Гете слишком честен, а Логга слишком благородна для низменной роли любовников. И Гете решил уехать из города. Он не простился со своей возлюбленной и ее женихом, вместо этого послал им записку со страстными излияниями, вздохами и слезами и почти тотчас же решил описать свои душевные муки. Плодом его переживаний и стали

¹¹                   Страдания молодого Вертера”...

Имя Лили знакомо каждому, кто читал знаменитую элегию Гете “Парк Лили”. Анна Элизабет Шенеман была невестой Гете и едва не стала его же­ной. Поэт посвятил ей несколько стихотворений: “Тоска”, “Блаженство пе­чали”, “Осенью”, “Лили”, “Новая любовь, новая жизнь”, “Белинде”, “Зо­лотому сердечку, которое он носил на груди”...

Богатая, веселая, легкомысленная, жившая всегда в роскоши, окружен­ная светскими щеголями, постоянно вращавшаяся в высшем обществе, де­вушка являла собой полную противоположность великому поэту. Даже бли­жайшие друзья и приятели не допускали мысли о браке между ними.

Гете познакомился с Элизабет Шенеман в конце 1774 года в доме ее ро­дителей во Франкфурте. Шестнадцатилетняя Лили сидела за роялем и играла сонату. Когда она закончила, Гете представился ей. “Мы взглянули друг на друга, — писал он в своей автобиографии, — и, не хочу лгать, мне показа­лось, что я почувствовал притягательную силу самого приятного свойства”. Для пылкого Гете одной встречи было достаточно, чтобы тотчас же напи­сать стихотворение и излить свои чувства.

Лили быстро привязала к себе Гете, и он был действительно счастлив, когда она удостоила его лаской.

Кокетливой Лили нравился красивый поэт. Она увлеченно рассказывала ему о своей жизни, жаловалась на ее пустоту, говорила, что хотела только испытать свою власть над Гете, но сама попалась в сети. Молодые люди объяс­нились, и дело кончилось бы, вероятно, браком, если бы не различие в об­щественном положении между семьями. Зная привередливость отца в этом вопросе, Корнелия, сестра Гете, решительно выступила против этого брака. Возражали и другие. Но Гете не слушал.

Некая девица Дельф взяла на себя трудную задачу устроить дело. Однаж­ды она сообщила влюбленным, что родители согласились, и велела подать друг другу руки. Гете подошел к Лили, и она медленно, но твердо подняла свою и положила в его руку, после чего оба “с глубоким вздохом” бросились друг другу в объятия. Затем состоялось обручение. Но брак все же расстроил­ся. Сыграла свою роль и поездка Гете в Швейцарию, во время которой окру­жение Лили пыталось уверить ее в холодности жениха. В конце концов моло­дым людям пришлось расстаться. Гете тяжело переживал разрыв. Он часами стоял под ее окном, завернувшись в плащ, и возвращался довольный, когда ему случалось увидать в окнах ее тень.

Впоследствии Лили вышла замуж за страсбургского банкира, а Гете, уез­жая в Италию, записал в своей записной книжке: “Лили, прощай! Во второй раз, Лили! Расставаясь в первый раз, я еще надеялся соединить нашу судьбу. Теперь же решено: мы должны порознь разыграть наши роли. Я не боюсь ни за себя, ни за тебя. Так все это кажется запутанным. Прощай”.

С 33-летней Шарлоттой фон Штейн Гете познакомился в 1775 году и лю­бил ее в течение четырнадцати лет, несмотря на то что она была замужем за обер-шталмейстером веймарского двора, и ее окружали семеро детей. Правда, она была очень образованна, тактична, умна, но... поэту было всего 26 лет! Вероятно, тут сыграло свою роль то обстоятельство, что Гете был одинок в маленьком, веселом Веймаре, где он очутился после родного Франкфурта и где новые обязанности придворного сильно тяготили его.

Вольфганг описал свое чувство к Шарлотте в знаменитой “Ифигении”.

Некоторые биографы Гете считают, что его любовь к Шарлотте была платонической. Они обменивались страстными признаниями, писали друг дру­гу пламенные письма во время разлуки, но никогда не заходили за черту доз­воленного, хотя муж Шарлотты бывал дома всего раз в неделю. В то же вре­мя нельзя не принимать во внимание тот факт, что, когда Гете сблизился с

Христианой Вульпиус, своей будущей женой, Шарлотта, пылая гневом и выт­ребовав назад свои письма, сожгла их, а с Гете прекратила всякие отноше­ния. О серьезности их отношений свидетельствует и драма, сочиненная Шар­лоттой, где Гете изображен в неприглядном виде. Поэт выставляется в ней глупейшим хвастуном, грубым циником, тщеславным до смешного, веро­ломным лицемером, безбожным предателем...

Летом 1788 года Гете, тайный советник герцога, после полутора лет пре­бывания в Италии вернулся в Веймар. Шарлотта фон Штейн демонстратив­но избегала его. Ведь он уехал в Италию, не сказав ей ни слова, и довольно долго не сообщал о своем местопребывании. И когда он решил поведать ей “прекрасные тайны” своих эротических похождений с одной римской вдовуш­кой, та с ее чопорностью не обнаружила в его рассказах ничего возвышен­ного. Он стал чрезмерно “чувственным”, писала она в одном из писем.

Нетрудно представить, что после первых же дней в Веймаре Гете почув­ствовал себя одиноким, ему остро не хватало художественных сокровищ Ита­лии и ее привольной жизни. Ему приходилось довольствоваться походной кро­ватью в садовом домике в парке Ильм, и римская вдовушка, которую он на­зывал Фйустиной, уже не услаждала его одинокие ночи.

Гете находился в зените славы. Он был лучшим другом герцога Веймарс­кого, который лично даровал ему дворянское звание и в придачу чуть не все самые высокие должности и награды крошечного государства. Гете был свя­зан с гигантами мысли своего времени. Ему было тридцать девять лет. Не пе­речесть его романов со знатными и с образованными европейскими дамами. Он был на пути к Олимпу, национальным героем Веймара.

Христиана Вульпиус — маленькая, ничего собой не представлявшая цве­точница двадцати трех лет имела скромный достаток, она помогала матери содержать младших детей после того, как отец бросил семью. Не была обра­зована, говорила с сильным тюрингским акцентом, читала с превеликим тру­дом, а писала и того хуже. Но была свежа, с мягкой кожей, ясным взглядом и румяными щеками, непослушные каштановые локоны падали на лоб. У нес был веселый нрав, и она охотно смеялась, шутила и напропалую строила глазки. Работала цветочницей на фабрике в Веймаре, где делала из шелковых лоскутков искусственные цветы, которые потом украшали шляпы и деколь­те прекрасных веймарских дам.

Гигант духа и необразованная девушка-цветочница — можно ли предста­вить себе более несхожих людей?

Итак, эти двое встретились в Дворцовом парке в Веймаре. И не случайно: Христиана давно стояла там, поджидая его. У нее было к нему необычное дело, оно касалось не лично ее, а брата, значит, и всей семьи. В руке она держала написанное братом письмо с просьбой о помощи. Брат верно рассчитал: просьба возымеет действие, если поэту ее передаст миловидная сестра.

Брат Христианы, Август Христиан Вульпиус, вошел в историю литера­туры благодаря встре.че сестры с Гете в веймарском Дворцовом парке в тот июньский день 1788 года. Если бы Гете помог ему, он бы создал шедевр, са­мый яркий роман из жизни разбойников — роман о благородном Ринальдо Ринальдини. Его мечта сбылась: после встречи в Дворцовом парке с его сест­рой Гете проявил к нему благосклонность. Конечно, не безвестный Вульпи- ус и не его литературный шедевр, оконченный или только задуманный, за­интересовали Гете. Избалованного дамского угодника сразила девушка.

Все говорит о том, что Христиана в тот же день стала возлюбленной Гете, ибо оба ежегодно отмечали 12 июля годовщину своего союза. Некоторые стро­фы в “Римской элегии”, несомненно, посвящены Христиане: “Милая, ка­ешься ты, что сдалась так скоро? Не кайся: помыслом дерзким, поверь, я не принижу тебя”, — так начинается третья элегия.

Вскоре Христиана оставила работу и переехала к Гете, став его тайной любовницей, существование которой он всячески скрывал.

Комната для гостей в доме Гете всегда была готова принять Фрица фон Штейна, младшего сына старинной подруги поэта Шарлотты фон Штейн. Мальчик часто подолгу жил у одинокого Гете, даже после разрыва между его матерью и поэтом. И теперь Фриц рассказывал матери о новой девушке, по­явившейся в доме Гете. Новость Шарлотта восприняла, конечно же, болез­ненно. После стольких лет любви, духовного общения на равных она почув­ствовала себя глубоко оскорбленной, будучи отвергнутой ради необразован­ной, недостойной юной цветочницы.

Новость быстро облетела весь город. Люди судачили, возмущенные амо­ральностью поэта. В Гете почитали едва ли не высшее существо, и молва не осуждала его связь с госпожой фон Штейн, которая во всем была ему ровня. Теперь же в нем увидели порочного соблазнителя, только и знавшего, что потакать своим прихотям. В июле 1790 года он писал: “Я женился, но без тор­жественной церемонии”. Именно это и казалось веймарскому обществу не­приличным. Друг Шиллер, бывая в домике на Фрауэнплане, просто не заме­чал Христиану. В 1800 году, когда творчество Гете переживало некоторый спад, Шиллер был уверен, что это следствие его совместной^кизни с Христианой.

Действительно, трудно себе представдть более неравную пару. В их отно­шениях со знакомства присутствовало иррациональное начало: Гете влюбился мгновенно. Но это случалось с ним столько раз в жизни! Еще совсем недавно в истории литературы творчество поэта делилось на периоды, связанные с именами вдохновлявших его женщин: Лотта Фридерика, Марианна, Лили, Шарлотта... Однако гораздо реже писали о Христиане в этом смысле. Возмож­но, потому, что их отношения были очень длительными, продолжались бо­лее тридцати лет, вплоть до ее смерти в 1818 году. Отчасти же потому, что тут вряд ли возможно говорить о непосредственном “вдохновений”, какое, на­пример, Лотта Буфф оказала на появление “Страданий молодого Вертера” или Фридерика Брион — на воспоминания о юношеских годах в романе “По­эзия и правда. Из моей жизни”.

Прежде всего “Римские элегии”, да еще, пожалуй, несколько стихотво­рений, написанных к случаю. Вот, вероятно, и все.

Она просто была тем человеком, в котором он так нуждался: простая, веселая, смешливая, свободная натура, так контрастировавшая с его замк­нутостью, высокими требованиями к идеалу, интеллектуальным упражне­ниям, утонченным общением в светских салонах, с чопорной атмосферой двора. Видимо, Гете нравилось, как весело болтает его “дитя природы”, его “маленький эротикон”.

В течение семнадцати лет она оставалась его любовницей, прежде чем он решился узаконить их связь, совершив скромный обряд гражданского бра­косочетания в 1806 году при французских оккупационных властях. Даже когда она стала матерью его сына Августа, появившегося на свет на рождественс­кой неделе 1789 года, он не помышлял о браке. А ведь еще до рождения сына для упрямого холостяка она фактически создала семью, в которую входили ее сводная сестра, старая тетушка и брат — тот, сочинявший о Ринальдо Ринальдини. Семья была бы многочисленней: Христиана родила еще четы­рех детей, но двое умерли при рождении, двое — оказались мертворожден­ными. Над неравным союзом будто сама судьба распростерла свои черные крылья, ведь и доживший до зрелых лет Август был человеком физически слабым и психически неустойчивым.

Словом, их семейная жизнь не походила на идиллию, им выпало пере­жить немало драм, которые, конечно же, не могли не оставить свой след в характере и самой веселой из девушек-цветочниц.

Итак, Христиана была противоположностью поэта. Для нее не существо­вало сложных проблем, она смеялась, шутила и баловала его. Она являлась воплощением чувственного тепла и женской непосредственности, как Гете писал в своих “Римских элегиях”. Она была “еш УеЬ шк а11еп зетеп Ргас1т.1еп” (“плоть во всем своем великолепии”). Тут речь о чисто физической, чувствен­ной любви, которую и вызывала в нем Христиана. Без нее он не создал бы столь целостную картину любви. Ведь любовь — это не только всепоглощаю­щая страсть души, но и “маленький эротикон”, как об этом красиво писал сам Гете. Возможно, она и олицетворяла любовь в жизни поэта.

Герцог Вюрмбергский относился с пониманием к создавшейся ситуа­ции — у кого же нет возлюбленной. Карл Август охотно дал согласие стать крестным отцом сына поэта, Августа; вероятно, ребенок получил имя в честь высокого покровителя. Христиана, конечно, не присутствовала на крести­нах сына. Даже Гете не мог дозволить подобную встречу — герцога со своей возлюбленной.

Августу исполнилось пять лет, когда его жившая во Франкфурте бабуш­ка узнала, наконец, о существовании внука. Христиана нигде не показыва­лась вместе с Гете. Напротив, с удовольствием проводила время с людьми своего круга, среди которых было много артистов из маленького придворно­го веймарского театра. С годами она располнела, отяжелела, а в конце жизни превратилась в расплывшуюся толстуху.

В 1806 году Гете, наконец, решил узаконить свои отношения с Христиа­ной. 19 октября они официально вступили в брак. И на этот раз все проходило скромно: они венчалась в ризнице церкви Св. Иакова.

Уже на следующий день после бракосочетания фрау фон Гете появилась в салоне Иоганны Шопенгауэр, матери знаменитого философа, только что овдовевшей и решившей поселиться в Веймаре. Рассуждения этой дамы сво­дились примерно к следующему: раз Гете дал Христиане свое имя, то она, госпожа Шопенгауэр, угостит ее чашкой чаю.

Двери многих домов открылись перед новоиспеченной тайной советни­цей. Впрочем, триумфального шествия по великолепным салонам не полу­чилось. После своего “возвышения” Христиана прожила не долго. Страшно располнев, полюбила уединение. В Веймаре непочтительно поговаривали о “толстой половине Гете”.

Конец ее был тяжелым. Она страдала уремией, ездила на лечение, но от воды Эгерлендского источника только отекала непомерно. Гете не проявлял к ней особого участия. Всегда боявшийся болезней и смерти, так что в его присутствии нельзя было даже заговаривать об этих печальных вещах, он от­вернулся от ее страданий. Как и многие ипохондрики, замкнулся на собствен­ных хворях. Она умерла в одиночестве, он не держал ее руку в последние мгно­вения.

В дневнике он записал совсем коротко: “Умерла моя жена. Последняя, ужасная борьба ее тела. Она умерла в обед. Во мне и вокруг пустота и страш­ная тишина”. Но сразу же после этих слов продолжал: “Торжественный въезд принцессы Иды и принца Бернгарда. Придворный советник Майер-Раймер. Ве­чером в городе сказочная иллюминация. Мою жену ночыо увозят в морг. Я в постели целый день”.

В судьбе Гете были женщины до Христианы Вульпиус и после нее. Жен­щины, его вдохновлявшие, влиявшие на развитие его поэтического дара. Но отношения с большинством из них промелькнули короткими эпизодами в его жизни. Он все время спешил дальше.

Единственной женщиной, рядом с которой он задержался, оказалась Христиана, хотя он надолго и оставлял ее. Ни одна другая не одаривала его такой простой, непритязательной любовью. Благодаря этой любви он, воз­можно, и познал умиротворенность, ибо она была само постоянство, тогда как он — весь движение.

Однако женитьба не спасла Гете от стрсл Амура. Он продолжал любить и быть любимым.

Беттина. Странная особа, впоследствии жена фантаста Арнима, по выра­жению Льюиса, была скорее демоном, нежели женщиной. Юная, пылкая, взбалмошная, причудливая, влюбилась в поэта заочно, и начала засыпать его полными восторга письмами. Затем она приехала вдруг в Веймар, бросилась поэту в объятия и, как она сама рассказывает, при первом же свидании зас­нула у него на груди. После этого она преследует его любовью, клятвами, ревностью, несмотря на то, что предмету ее страсти было уже пятьдесят во­семь. И Гете опять ожил, невольно поддавшись ее очарованию. Но скоро су­масбродные выходки Беттины, ее бурная страсть начали утомлять Гете. Раз­рыв был неизбежен.

Затем на жизненном пути 60-летнего поэта появилась молодая, горячо любящая Минна Герцлиб, приемная дочь книгопродавца Фромана, девуш­ка, полюбившая старика-поэта всем сердцем и вдохновившая его на целый ряд сонетов и роман “Сродство душ”, в котором описаны его чувства к воз­любленной. Страсть Минны и Гете внушала большое опасение их друзьям, и они постарались избежать серьезных последствий, отправив девушку в панси­он, что действительно оказалось спасительным средством.

Через пять лет, то есть когда поэту было шестьдесят пять, он встретился с очаровательной женой банкира Виллемера, Марианной, и оба тотчас же полюбили друг друга с такой страстью, что, читая теперь, через много лет, излияния Гете и такие же ответы его подруги, совершенно забываешь разни­цу в годах влюбленных. Кажется, что перед нами два совершенно юных су­щества, только познающих всепоглощающую страсть и спешащих насладиться дотоле неизведанным чувством.

Влюбленные расстались, но до самой смерти поэта — в течение 17 лет — они вели переписку. За месяц до своей смерти Гете вернул Марианне ее пись­ма и ее стихотворение “К западному ветру".

И, наконец, последняя любовь Гете. В семьдесят пять лет он, как юно­ша, влюбился в 18-летнюю Ульрику Левецов. Ульрика полюбила поэта искрен­ней, пылкой любовью, не иссякшей в ее душе до самой смерти.

Ульрика умерла в 1898 году, оставив после себя воспоминание о гениаль­ном человеке, который едва не стал ее мужем. Она так и не вышла замуж, ибо не встретила человека, который мог бы занять в се сердце место, принадле­жавшее Гете. Он был стар, но все еще строен и подтянут, на лбу — ни одной морщины, а глаза сверкали ослепительным блеском красоты и силы...

Так почему же его так любили женщины? Несомненно, он был умсн, но ум не всегда аргумент для женского сердца; он был красив, но красота также не всегда притягательна. Пожалуй, лучшее объяснение дал Генрих Гейнс: “В Гете мы находим во всей полноте ту гармонию внешности и духа, которая замечается во всех необыкновенных людях. Его внешний вид был так же зна­чителен, как и слова его творений; образ его был исполнен гармонии, ясен, благороден, и на нем можно было изучать греческое искусство, как на ан­тичной скульптуре. Этот гордый стан никогда не сгибался в христианском сми­рении червя: эти глаза не взирали грешно-боязливо, набожно или с елей­ным умилением: они были спокойны, как у какого-то божества. Твердый и смелый взгляд вообще -- признак богов. Этим свойством обладали и глаза На­полеона; поэтому я уверен, что он был богом. Взгляд Гете оставался таким же божественным в глубокой старости, каким он был в юности. Время по­крыло снегом его голову, но не могло согнуть се. Он носил ее все так же гордо и высоко, и, когда говорил, он словно рос, а когда простирал руки, то, ка­залось, будто он может указывать звездам их пути на небе. Высказывали заме­чание, будто рот его выражал эгоистические наклонности; но и эта черта присуща вечным богам, и именно отцу богов — великому Юпитеру, с кото­рым я уже сравнивал Гете. В самом деле, когда я был у него в Веймаре, то, стоя перед ним, невольно посматривал в сторону, нет ли около него орла с молниями. Чуть-чуть я не заговорил с ним по-гречески, но, заметив, что он понимает немецкий язык, я рассказал ему по-немецки, что сливы на дороге от Иенн к Веймару очень вкусны. В длинные зимние ночи я так часто переду­мывал, сколько возвышенного и глубокого передам я Гете, когда его увижу. И когда, наконец, я его увидел, то сказал ему, что саксонские сливы очень вкусны. И Гете улыбался. Он улыбался теми самыми устами, которыми не­когда целовал Леду, Европу, Данаю, Се мелу... Фридерика, Лили, Лотта, Ульрика — разве это не были те же Семела, Европа, Леда, Даная?"